Рэй Брэдбери - Тёмный карнавал [переиздание]
Но мужа занимала не красота Кларисс. Легко удерживая ее легкое как пушинка тело, он недоверчиво притронулся к коленной чашечке жены. Под нежной, сияющей кожей коленка словно бы ходила из стороны в сторону.
— Так и должно быть? — спросил он, шумно втягивая в себя воздух.
— Что должно быть? И как? — рассмеялась она. — Ты о коленной чашечке?
— Вот так она должна перемещаться, вкруговую?
Кларисс попробовала.
— В самом деле, — удивилась она. — Так и есть. Тьфу ты. — Она задумалась. — Нет, с другой стороны, не так. Это всего лишь зрительная иллюзия. Мне кажется. Это не кость движется, а кожа. — Она продемонстрировала.
— Я рад, что у тебя она тоже скользит. А то уже начинал беспокоиться.
— Из-за чего?
Харрис похлопал себя по ребрам.
— Ниже ребер уже нет, они оканчиваются здесь. Но вот еще какие-то — держатся неизвестно на чем!
Кларисс сцепила руки под легкими округлостями своей груди.
— Конечно, дурачок, ребра у всех кончаются в определенном месте. А те короткие чудные — это колеблющиеся ребра.
— Просто хотелось бы надеяться, что размах колебаний у них не слишком уж большой, — неловко пошутил Харрис.
Теперь ему захотелось, чтобы жена ушла: предстояло сделать важное открытие, касающееся собственного тела, а она еще станет насмешничать.
— Жить буду, — сказал он. — Спасибо, дорогая, что зашла.
— Что понадобится — зови.
Поцеловав мужа, Кларисс потерлась о его нос своим теплым розовым носиком.
— Черт возьми! — Он ощупал свой нос, потом ее. — Ты когда-нибудь обращала внимание на то, что носовая кость доходит только досюда, а дальше начинается отросток хряща?
Жена сморщила нос, бросила: «Ну и что?» — и танцующим шагом удалилась.
На лице Харриса, во всех его ямках и впадинках, выступил пот и заструился по щекам соленым потоком. Следующим по программе был позвоночник и спинной мозг. Харрис обследовал их тычками, как тыкал в кнопки в конторе, когда нужно было вызвать посыльного. Но на эти тычки отозвались страхи, через множество дверей они ринулись в голову Харриса, чтобы атаковать его разум. Позвоночник оказался на ощупь ужасно… костлявым. Как объеденная до скелета рыба на фарфоровом блюде. Харрис ощупал шишечку за шишечкой. «Боже».
Его зубы начали выбивать дробь. «Боже всемогущий, — думал Харрис, — почему мне раньше не приходило в голову? Ведь все эти годы внутри у меня помещался… СКЕЛЕТ! — Собственные пальцы расплылись у него перед глазами, как прыгающее изображение на пленке, снятой рапидом. — Как так получается, что нам нет дела до самих себя? Что мы никогда не задумываемся о своем теле, о своем существе?»
Скелет. Одна из тех твердых составных штуковин, белых, гнилых, сухих, хрупких, — черепа, пустые глазницы, разболтанные пальцы, перестук костей; из тех штуковин, что висят на цепях в чуланах среди паутины, что валяются там и сям в пустыне, разбросанные, как игральные кубики!
Харрис встал — он не мог больше сидеть. Внутри меня, простонал он… его живот, голова… внутри моей головы — череп. Эдакий выгнутый панцирь, а в нем мозг — желе, где бродят электрические токи; треснутая раковина, с передней стороны две дырки, словно из двустволки прострелили! Костные гроты и пещеры, одетые плотью, что хранят в себе обоняние, зрение, слух, мысли! Мой мозг сидит внутри черепа и видит внешний мир не иначе как сквозь его ломкие оконца!
Ему хотелось вторгнуться на вечеринку с бриджем, все перевернуть, как лиса на птичьем дворе, чтобы вместо перьев в воздух взметнулось облако карт! Остановить себя удалось лишь отчаянным до дрожи усилием. Ну-ну, старина, держи себя под контролем. Ты сделал открытие, теперь оценивай его, обсасывай. НО СКЕЛЕТ! — крикнуло его подсознание. Этого мне не перенести. Это вульгарно, страшно, это пугает. Скелеты — это жуткая вещь; они гремят и звякают костями в древних замках, свисают с дубовых балок, ленивым маятником раскачиваются на ветру…
— Дорогой, не выйдешь ли познакомиться с дамами? — позвал нежный, чистый голосок жены.
Мистер Харрис встал. Его держал СКЕЛЕТ. Этот чужак внутри его, этот жуткий вторженец поддерживает его руки, ноги, голову. Словно за спиной затаился кто-то, кого там не должно быть. С каждым шагом он все больше осознавал, насколько зависит от этой чуждой Штуковины.
— Сейчас-сейчас, дорогая, — отозвался он слабым голосом.
И сказал сам себе: «Ну-ну, взбодрись. Завтра тебе опять на работу. В пятницу нужно ехать в Финикс. Поездка долгая. Сотни миль. Так что будь в форме, а то как ты убедишь мистера Крелдона вложить деньги в твою затею с керамикой. Ну, выше голову».
Через пять минут он стоял в кружке дам и знакомился с миссис Уайзерз, миссис Абблматт, мисс Кирси, и у всех них внутри были скелеты, но их это не беспокоило, потому что нагие ключицы и берцовые кости природа милосердно облачила в груди, ляжки, икры; дьявольское хитросплетенье волос, бровей, воспаленные губы, и… БОЖЕ! — вскрикнул про себя мистер Харрис… стоит им открыть рот, наружу выглядывает часть скелета… зубы! Прежде мне это не приходило в голову.
— Простите, — проговорил Харрис и ринулся к порогу. Едва поспев к садовой балюстраде, он оросил своим завтраком грядки с петуниями.
Ночью, пока жена раздевалась, Харрис сидел в кровати и тщательно подстригал ногти на руках и ногах. Это тоже были внешние части скелета, возмутительно отросшие. Вероятно, он начал рассуждать вслух: жена, оставшись в неглиже, скользнула в постель, свернулась, как зверек, уютным калачиком и зевнула:
— Да что ты, дорогой, ногти совсем не кости, это затвердевшие отростки кожи.
Харрис с облегчением отбросил ножницы.
— Рад слышать. Так уже лучше. — Он окинул задумчивым взглядом сочные изгибы ее тела: — Надеюсь, все люди устроены одинаково.
— В жизни не видела второго такого ипохондрика. — Жена прижалась к нему. — Выкладывай. Что случилось? Скажи маме.
— Это внутри, — отозвался Харрис. — Съел что-то.
Все следующее утро до полудня мистер Харрис, сидя в конторе, размышляло своих костях и находил их размеры, форму и конструкцию весьма неприятными. В десять он попросил у мистера Смита разрешения потрогать его локоть. Тот разрешил, однако хмуро поморщился. После ланча мистер Харрис обратился к мисс Лорел с просьбой потрогать ее лопатку, и она тут же прижалась к нему спиной, закрыла глаза и замурлыкала как кошка, ожидая, что он пожелает обследовать и прочие приятные подробности ее анатомии.
— Мисс Лорел! — фыркнул он. — Прекратите немедленно!
Оставшись в одиночестве, он задумался о своем неврозе. Только-только кончилась война, работы невпроворот, виды на будущее неопределенные — все это сказалось на его умственном здоровье. Ему хотелось расстаться с конторой, завести собственное дело. Он занимался немного скульптурой и керамикой, обладал незаурядным художественным даром. Как можно скорее необходимо съездить в Аризону и получить деньги от мистера Крелдона. Тогда можно будет соорудить печь для обжига и завести собственную мастерскую. И тут эта напасть. Вот беда. Хорошо еще, что он нашел М. Мьюниганта, тот готов вроде бы разобраться и оказать помощь. Но надо бы справиться самостоятельно, к Мьюниганту или доктору Берли не обращаться, пока не припрет. Необычные ощущения исчезнут сами. Мистер Харрис сидел, глядя в пустоту.
Но необычные ощущения не исчезли. Они усиливались.
Весь вторник и среду его ужасно тревожил контраст: кожа, эпидерма, волосы и другие внешние покровы далеки от идеала, а вот одетый ими скелет чист, гладок и эффективно устроен. Иной раз, видя, как опустились под грузом меланхолии уголки его губ, Харрис воображал себе за ними улыбающийся череп. Чего-чего, а наглости ему не занимать!
— Отвяжись от меня! — кричал Харрис. — Отвяжись! Ты меня поймал и держишь в плену! Ты зажал в тиски мои легкие! Освободи их!
Он лихорадочно хватал ртом воздух, словно задыхался под нажимом ребер.
— Да не дави ты на мой мозг!
Зажатый, как моллюск между своими створками, мозг кипел от боли.
— Оставь, бога ради, в покое мои внутренние органы! Не трогай сердце!
Его сердце екало от тревожной близости ребер. Они же, как белесые пауки, корчились, играя со своей добычей.
Однажды вечером, пока Кларисс была на собрании Красного Креста, Харрис лежал в постели и обливался потом. Он старался причесать свои мысли и все время натыкался на конфликт между беспорядочной наружной оболочкой и этой строго симметричной внутренней штуковиной из холодного кальция.
Лицо: жирное, в морщинах забот? А посмотри-ка на безупречное, белоснежное совершенство черепа.
Нос: слишком длинный?
А посмотри на нос черепа: вот на этих крохотных косточках нарос чудовищный хрящ, основа кривого руля на физиономии Харриса.
